Новый прайс лист

Новый прайс лист

В связи с резким изменением цен и волатильностью на рынке просим уточнять актуальные цены и скидки в отделе продаж.
Актуальный Прайс лист и стабильные цены мы опубликуем в ближайшее время.
Приводим Вам рост курсов валюты и скриншоты динамики цены на различные стали:
рост курса валют и цен на металл

Оружие России о нас: Русские печи в России делать не разучились

Оружие России о нас: Русские печи в России делать не разучились

Когда показываешь людям какое-то производство, большинству это поднимает настроение: хорошо же, когда что-то создают. И даже не сильно важны детали. Даже если отверткой прикручивают колеса — уже хорошо, люди заняты делом, получают зарплату, кормят семьи. Любое производство это позитив, если там делают что-то полезное для людей.

Ротор-Агро

Но есть такая категория граждан, которую почему-то российское производство не радует. Я не говорю сейчас о восторге, я говорю об обычной спокойной человеческой радости, вызывающей на лице улыбку. Но улыбка это не про них. Эти лица перекашивает злобная гримаса, сердце наполняет желчь, руки этих людей трясутся от гнева. По крайней мере я себе их представляю именно так.

Они начинают придумывать причины, почему радость, спокойная человеческая радость, и улыбка, почему они тут не к месту. Обычно говорят — чему вы радуетесь, ведь оборудование тут импортное.

Мне такую логику не понять. Когда я иду с сыном делать скворечник, я не думаю о том, где сделали молоток. Вдруг он китайский, и тогда никакой радости от скворечника, наверное даже скворцы не станут в таком скворечнике жить, если молоток сделан не в России.

Конечно, чушь это. Мы с сыном и скворцами радуемся на производству молотков, а производству скворечника. Но если молоток российский — это отдельный повод для улыбки. Так и на производстве, если видишь российское оборудование, это радует.

Кстати, на пищевых производствах, я российское оборудование встречаю довольно часто. И вот на фабрике «Покровский пряник» увидел печи АГРО-3. Решил узнать кто производитель, и удивился — настолько там большой ассортимент оборудования оказывается.

Печи делает Тверской завод хлебопекарного оборудования (ТвЗХО). Основная продукция — оборудование для хлебопекарной и кондитерской промышленности — высочайшего уровня, не уступающего оборудованию производства Италии, Германии и Швеции. Причем, при прочих равных оборудование ТвЗХО на 30-50% дешевле импортного.

На заводе производят различные печи, расстойные изотермические шкафы, хлеборезательные машины и другое оборудование. Только на российском оборудовании Тверского производства можно организовать хлебопекарню производительностью от 1 до 7 тонн хлеба в смену.

Про «Покровский пряник» не пропустите статью — оборудование это хорошо, но гораздо важнее конечный продукт, особенно если он очень вкусный.

Источник.

Хлеб — Фантастический рассказ

Хлеб Фантастический рассказ. Александра Смирнова Тверь. Февраль 2020 года.

Блокада Хлеб

— Сима! Придумай что-нибудь! Ну поищи рецепт! Целая же буханка засохла! Такой хороший хлеб! — мама колдовала с кофе-машиной и одновременно разбирала шкаф с продуктами. Кто-то купил и по ошибке положил в шкаф с крупой огромную буханку черного хлеба. И все уехали на дачу. Теперь обнаружился дома огромный сухарь. Хлеб был из частной пекарни. Очень дорогой и вкусный. Но это когда был свежим. А сейчас-то он кому нужен?
— Да что с ним делать?! — я отчаянно пыталась сопротивляться. — На помойку отнести! Там птицы съедят!
— Ты что такое говоришь? В нашей семье хлеб никогда не выкидывали! Бабушки блокаду пережили! Даже хлебные крошки никогда не выбрасывали!
— Да когда это было-то?!
— Серафима! Я чтобы этого не слышала!
Из недр квартиры раздался звонок маминого телефона.
— Серафима! — мама меня так всегда называла, когда пыталась убедить в серьезности ситуации. — Серафима! Даже думать не смей! Ищи рецепт! — это уже из коридора. — Вернусь — и чтобы все было как надо!
Строгость маминых требований всегда компенсировалась необязательностью их исполнения. «Послушай маму и сделай наоборот», — подумала я, подбросив в руке сухое хлебобулочное изделие. Хлеб был тяжелый и маслянистый. Даже высохший, он весил достаточно для того, чтобы, метнув им, можно было расшибить кому-то голову. Открыла ногой дверцу шкафа с мусорным ведром. И изящно метнула туда буханку. Вернее, подумала, что метнула. Ибо тут произошло что-то странное. Хлеб становился все тяжелее и тяжелее. Он не отделился от моей руки в момент броска. Он, приумножив всё ускорение, преданное ему моей рукой, в тысячи раз, повлек меня за собой. Дверца шкафа с ведром превратилась в зияющую воронку, и мы с хлебом туда провалились. Через секунду, ошарашенная, я стояла на улице.
***
Я стояла на улице. В знакомом дворе. Рядом с Владимирским проспектом. Тут я часто проходила раньше, пока двор не перекрыли. Но это второе, что я поняла и увидела. Первое — это изумленные глаза девочки лет двенадцати, перед которой я стояла с протянутой рукой. В руке был хлеб. В десяти сантиметрах от ее лица. Девочка смотрела на него с таким изумлением, восторгом и, я бы сказала, жаждой обладания, словно это был сказочный единорог или волшебный цветок. Я как приложение к единорогу ее волновала вторично. Девочка была очень худенькая. И как-то странно одета. Как старушка. Тоненькими, почти прозрачными руками она, не веря в собственное счастье, взяла хлеб.
— Это мне? Так много? У меня нет ничего взамен. Я карточки потеряла. А платок мамин пуховый тете отдала. Тетя сказала, что сейчас хлеба даст. Полбуханки. Вот жду ее. Ой, меня Валя зовут. Валя Трофимова.
— Привет! — если честно, я вообще не понимала, что происходит. Какие карточки вообще? Где я? Все вокруг какое-то не такое. Нет ни одной машины, и окна везде заклеены крест-накрест бумагой. — А меня Сима. В смысле, Серафима. И не надо мне ничего. Он черствый. Вообще каменный. Зачем он тебе?
Девочка не слышала меня. Она торопливо спрятала хлеб в матерчатую сумку и прижала ее к груди.
Тут из ближайшей форточки мы услышали громкий, тревожный шепот.
— Девочки! Девочки!
Мы обернулись.
Из темноты на нас смотрели испуганные женские глаза.
—Девочки! Бегите отсюда скорей! Бегите! Здесь людей едят!
Я все меньше понимала, где нахожусь и что происходит. Но от этого леденящего шепота вдруг стало так страшно. Ноги онемели, и сердце заколотилось где-то в горле.
И без того бледная Валя стала еще бледнее. Дверь в арке открылась, из нее вышли мужик и какая-то тетка. Тетка показывала рукой на нас.
— Бегите, девочки! Бегите! — хрипела из форточки невидимая женщина
Я вспомнила уроки ОБЖ и вдохнула поглубже.
— Бежим! — схватила Валю за руку, и мы рванули. Вернее, рванула я, а невесомая Валя, прижимающая к себе ценный груз, висела на моей руке, как воздушный шарик .
— ЭЭЭЭ! Куда!!— слышали мы за спиной голос мужика и его топот. Но мы уже выбежали на спасительную улицу.
Да. Это действительно был Владимирский проспект. Я остановилась как вкопанная. Валя по инерции продолжала бежать! Я сделала шаг, но тут же споткнулась и покатилась кубарем. Все завертелось и закружилось. Через секунду я лежала на полу в нашей кухне.
***
Через секунду я уже лежала на полу в нашей кухне и сосредоточенно рассматривала ножку стула. За этим занятием меня и застала мама.
— Так. Нашла рецепт? Или на полу ищешь?
Я посмотрела на руки. Хлеба в них не было.
— Да не надо уже рецепт.
— Как не надо?
— Хлеба нет уже.
Мама нахмурилась и открыла дверцу шкафа с мусорным ведром. Хлеба там не было.
— А где хлеб?
— Отдала.
— Кому отдала? Ты из дома не выходила!
Врать не хотелось, да и не было смысла. Все было слишком бредово.
— Девочке отдала.
— Какой девочке? Когда?
— Девочке, которой надо! Вале Трофимовой! Ей было надо, и она взяла!
— Ой! Прямо как моя бабушка, которая твоя прабабушка! Валя Трофимова! — мама радостно щебетала, испытывая явное облегчение от факта того, что хлеб нашел себе нового хозяина.
— Ты знаешь, что бабушку мою, которая твоя прабабушка, чуть в блокаду не съели. Карточки потерялись, и прапрабабушка отправила прабабушку на толкучку менять пуховый платок на хлеб. Недалеко от Владимирского собора толкучка была. Вот, — мама сосредоточенно отмеряла ложечкой кофе, смешивая разные сорта. По кухне начинал распространяться чудесный аромат. Я уже присела и облокотилась о ножку стола. — Вооот значит, послала её на толкучку, а там женщина ей и говорит: «Даю за платок полбуханки хлеба. Только со мной пройти надо». В общем завела ее во двор, взяла платок и сказала ждать. И тут прямо чудо случилось. Появилась непонятно откуда девочка и дала бабушке буханку сухого хлеба. Такого хорошего. Какого в блокадном Ленинграде не бывало совсем. Просто так. Они потом на этом хлебе до эвакуации протянули. До льда ладожского. За месяц до снятия блокады их вывезли. Такая огромная буханка была. Бабушка ее всю жизнь вспоминала.
— А полхлеба за платок как? Тетка эта дала?
— Какое дала. Она бабушку, оказывается, заманила. Женщина из форточки их предупредила, чтобы бежали. Что тут людей едят. И тут эта тетка выходит со здоровым мужиком и на бабушку показывает. А у бабушки Вали-то ноги отнялись от страха. И сил-то особо не было уже. А эта девочка, которая хлеб дала, Серафима, кстати, звали ее. Тебя-то в честь нее назвали. В честь спасительницы нашей. А то нас-то с тобой не было на свете бы вообще. Серафима эта такая спортивная была. Бабушку за руку схватила — и как побежит! Так тянула ее, что аж пуговицу от рукава оторвала. Мужик за ними гнался еще, орал что-то. А они на Владимирский проспект выбежали. И тут эта Серафима как в воздухе растворилась. Прямо как ангел-хранитель. Хлеба дала, вывела и исчезла. Тебе корицу в кофе сыпать?
Кофе-машина зашумела. Аромат наполнил всю квартиру.
— Ой! А откуда у тебя бабушкина пуговица. Где ты ее нашла?
В руке осталась зажатая пуговица от рукава Валиного пальто.
— Я их с детства помню. Думала, что все уже потерялись. Счастливые бабушкины пуговицы. Они у нее на пальто были в тот день. Так бабушка их всю жизнь себе на разную одежду перешивала. На счастье.
Тверь. Февраль 2020 года.